Али Годси занимался исследованиями в Беркли и был вполне доволен жизнью.
Поэтому, разработав вместе с группой ученых революционный софт, он выложил код в открытый доступ, не ожидая никаких доходов. Но оказалось, что мало кто был готов пользоваться кодом, если за него не нужно платить. Спустя несколько лет стартап Годси оценивается в $28 млрд, а сам ученый стал миллиардером с репутацией одного из лучших директоров в Кремниевой долине
В конференц-зале на 13-м этаже здания в деловом центре Сан-Франциско шла напряженная дискуссия.
Дело было в ноябре 2015 года, и стартап Databricks, который за два года до этого основали семеро исследователей из Университета Беркли, так и не вышел на окупаемость, хотя о нем много говорили и писали.
Члены совета директоров в очередной раз обсуждали неудобные вопросы. Во-первых, недостаток средств. Стартап вот уже пять месяцев пытался привлечь инвестиции, но из-за мизерных объемов продаж венчурные фонды предпочитали держать дистанцию. Не видя другого выхода, партнер уже инвестировавшего в Databricks фонда NEA Пит Сонсини поднял руку и предложил экстренное вливание $30 млн, чтобы спасти компанию.
Следующий вопрос на повестке дня: назначение нового директора. Сооснователь стартапа Ион Стойка, занимавший пост CEO с первых дней, согласился уйти с руководящей должности и вернуться к преподаванию в Калифорнийском университете в Беркли. Казалось, что самым разумным было бы нанять опытного топ-менеджера из Кремниевой долины по примеру главного конкурента Databricks – стартапа Snowflake, который дважды сменил руководителей на пути к рекордному IPO, принесшему компании $33 млрд в сентябре 2020-го. Но совет директоров Databricks пошел другим путем и по рекомендации Стойки и других сооснователей назначил генеральным директором Али Годси, одного из соучредителей, который до этого занимал должность вице-президента по разработке.
«Некоторые члены совета, конечно же, задавались вопросом: какой смысл менять одного основателя-ученого на другого», – вспоминает Бен Хоровиц, первый венчурный инвестор компании, который тоже поначалу скептически отнесся к идее назначить руководителем ученого без опыта управления бизнесом. Совет директоров пошел на компромисс: дать Годси испытательный срок продолжительностью один год.
Но теперь сам Хоровиц с готовностью признает, что 42-летний Годси стал лучшим руководителем из всех директоров сотен компаний, входящих в портфель Andreessen Horowitz. Databricks уже на пути к тому, чтобы стать для фонда самой громкой историей успеха в сфере программного обеспечения: сейчас стартап оценивается в $28 млрд, что в 110 раз больше, чем когда Годси пришел на пост директора. Databricks теперь может похвастать базой из более чем 5000 клиентов, а выручка компании в 2021 году, по оценкам Forbes, составит свыше $500 млн по сравнению с $275 млн в прошлом году. Стартап вошел в составленный Forbes рейтинг 50 ИИ-компаний, занимает пятое место в прошлогоднем списке 100 крупнейших облачных игроков и планирует провести IPO, которое может стать одним из самых прибыльных в истории фирм, занимающихся разработкой ПО. Уже сейчас благодаря успехам Годси в мире появилось несколько новоиспеченных миллиардеров: он сам, 56-летний Стойка и главный технолог Databricks 36-летний Матеи Захария – каждому из них, по данным Forbes, принадлежат доли в размере от 5 до 6%, каждая из которых стоит от $1,4 млрд и выше.
Это невероятное достижение выглядит еще более впечатляющим, если вспомнить, что многие из основателей стартапа, включая Годси, были так поглощены своими научными проектами, что сначала не хотели даже обсуждать создание компании и монетизацию своей разработки. Они планировали предлагать свой универсальный инструмент для обработки больших данных под названием Spark в качестве бесплатного открытого кода. Но когда стали обсуждать его использование с крупными компаниями, то в ответ им говорили лишь то, что технология «не готова к применению в бизнесе». Иными словами, Databricks нужно было адаптировать свою разработку под коммерческие задачи.
«Мы были просто хиппарями Беркли и мечтали изменить мир, – говорит Годси. – Мы говорили им: «Да просто берите наш код, не надо денег», а они отвечали: «Нет, мы просто обязаны дать вам миллион долларов».
Сейчас Databricks создает продукты на основе искусственного интеллекта, где дорогостоящие хранилища структурированных данных для анализа объединяются с «озерами данных» (недорогие репозитории необработанных данных) в высокопроизводительные «озерные хранилища». Пользователи вводят данные, а ИИ делает на их основе прогнозы. Например, John Deere использует в своей сельскохозяйственной технике датчики для измерения температуры двигателя и продолжительности работы. Databricks берет эти сырые данные и формирует прогноз вероятности поломки трактора. Интернет-магазины пользуются разработкой Databricks, чтобы осуществлять изменения, которые приведут к росту продаж. Программу используют и для выявления неблагонадежных пользователей – как на площадках для торговли ценными бумагами, так и в социальных сетях.
Хоровиц поначалу скептически отнесся к идее назначить руководителем ученого без опыта управления бизнесом. Но теперь признает, что Годси стал лучшим руководителем из всех директоров компаний, входящих в портфель Andreessen Horowitz
Годси говорит, что Databrics уже готова к выходу на биржу. Сонсини отмечает, что в следующем году выручка Databricks может приблизиться к $1 млрд. В будущем компания может рассчитывать на годовой доход в $100 млрд, и, как считает Годси, даже эта цель может оказаться слишком консервативной. Это простая арифметика: объем рынка ИИ-технологий для бизнеса уже составляет $1 трлн, и рынок, несомненно, продолжит расти. Если лидер в этом сегменте займет лишь 10% рынка, то уже этого будет достаточно, чтобы «заработать сотни миллиардов», – утверждает Годси.
Ирано-иракская война шла уже четыре года, когда аятолла Хомейни, надеясь укрепить свою власть, организовал преследование политических оппонентов. Семья Годси, принадлежавшая к высшему слою общества, оказалась под угрозой и была вынуждена бросить все имущество и бежать в Швецию – первую страну, которая выдала им визы. Шел 1984 год, и для пятилетнего Али Годси, чьи воспоминания о родной стране навсегда связаны с какофонией взрывов и сирен, это бегство стало началом долгих странствий, которые продолжались десятилетиями.
Сначала семья Годси кочевала по студенческим общежитиям, откуда их выселяли через несколько месяцев, как только становилось известно, что в комнате вместо пары студентов живет целая толпа людей. Иногда они слышали в свой адрес неприятные замечания и оскорбления вроде svartskalle, уничижительное обозначение для иммигрантов с темной кожей (буквально: «черная голова»). Семья переезжала из одного злачного райончика Стокгольма в другой, Годси и его младшей сестре приходилось менять школы и заводить новых друзей. Он считает, что именно эта вынужденная необходимость находить общий язык с самыми разными людьми помогла ему развить социальные навыки.
Его талант разработчика также проявился очень рано. Родители Годси не могли позволить себе покупать детям дорогие подарки. Для Али они купили со скидкой подержанный Commodore 64 – персональный компьютер с кассетным проигрывателем, на котором можно было бы играть в компьютерные игры, если бы не безнадежно сломанная кассетная дека. Любознательный четвероклассник принялся изучать инструкции и вскоре научился сам писать игры. «Я был одним из тех гиков, которые полностью ушли в компьютер», – с улыбкой рассказывает Годси.
Он проводил все время за компьютером и во время учебы в Университете Средней Швеции в тихом промышленном городке Сундсвалль, где проучился дополнительный год, чтобы получить степень магистра в области компьютерной инженерии и бизнес-администрирования. Затем его пригласили в Королевский технологический институт, шведский аналог МIT или «Калтеха», где в 2006 году Годси получил степень доктора компьютерных наук.
В 2009 году 30-летний Годси приехал в США как приглашенный научный работник в Калифорнийский университет в Беркли, и ему впервые удалось побывать в Кремниевой долине. Прошло девять лет с того момента, как лопнул пузырь доткомов, и в мире бушевал очередной финансовый кризис, но инновации в IT только набирали обороты. Facebook было всего пять лет, и компания еще даже не вышла на биржу. Airbnb и Uber не было и года. А несколько молодых стартапов начинали хвастать, что им удалось научить компьютеры выполнять узкоспециализированные задачи лучше, чем это умеют люди.
«Оказалось, что если стряхнуть пыль с разработанных в 1970-х алгоритмов нейронных сетей, добавить к ним намного больше данных и использовать современное оборудование, то можно получить сверхчеловеческие результаты», – говорит Годси.
Если стряхнуть пыль с разработанных в 1970-х алгоритмов нейронных сетей, добавить к ним намного больше данных и использовать современное оборудование, то можно получить сверхчеловеческие результаты
В отличие от многих других предпринимателей-иностранцев Годси удалось остаться в США по визе для приезжих «с выдающимися способностями», которую приходилось постоянно продлевать. В Беркли он начал работать с Матеи Захарией, на тот момент 24-летним аспирантом, над совместным проектом по созданию платформы для обработки данных, которую они назвали Spark. Они хотели повторить то, что крупные компании делали с нейронными сетями, но без сложного интерфейса. «Наша команда одной из первых решила найти способ упростить работу с большими объемами данных для тех людей, которые не занимаются всю свою жизнь разработкой программного обеспечения», – говорит Захария.
Spark оказался очень удачной разработкой. В 2014 году платформа установила мировой рекорд по скорости сортировки данных и принесла Захарии награду за лучшую диссертацию в сфере компьютерных наук. Разработчики очень хотели, чтобы Spark пользовались как можно больше компаний, и выложили код в открытый доступ, но быстро увидели, что платформа не пользуется большой популярностью.
В 2012 году, после череды встреч в дешевых индийских ресторанчиках, основная группа, состоявшая из семи ученых, решила основать стартап Databricks. За бизнес-экспертизу в команде отвечали научные руководители Захарии, авторитетные ученые Скотт Шенкер и Ион Стойка. У румына Стойки был опыт руководства стриминговым стартапом Conviva, оценивавшимся в $300 млн, а Шенкер был первым директором занимающейся виртуализацией компании Nicira, которую в 2012 году за $1,3 млрд купила VMware. Решили, что Стойка станет генеральным директором, а Захария – главным технологом.
Шенкер не захотел становиться штатным сотрудником Databricks, но вошел в совет директоров и помог организовать первую встречу раннего инвестора Nicira Бена Хоровица с учеными-основателями, которые сначала были вовсе не в восторге от этой возможности. «Мы тогда для себя решили: «Не хотим брать у него деньги, потому что он не ученый, – говорит Годси. – Нам просто нужны были посевные инвестиции, может, пара сотен тысяч долларов, чтобы мы могли год заниматься разработкой и посмотреть, что получится».
И вот одним летним днем основатели Databricks сидели в переговорной в своем новом офисе неподалеку от университетского кампуса Беркли и лениво рассуждали, какая сумма будет слишком большой, чтобы от нее отказаться. Хоровиц явился через час после назначенного времени встречи. «До вашего Беркли всю дорогу пробки, – сказал он, прежде чем перейти сразу к делу. – Слушайте, народ, я не буду начинать переговоры, просто озвучу вам предложение, и вы либо соглашаетесь, либо нет». Его предложение: $14 млн при оценке компании почти в $50 млн. Это было слишком много денег, чтобы отказаться. «У таких идей, как эта, есть срок годности, – объясняет Хоровиц. – Для большинства стартапов лучше начинать с посевных инвестиций, но не для этих ребят».
В пятницу на следующей неделе разномастная группа гиков в возрасте от 24 до 48 лет опять собралась в том же офисе. Но на этот раз один из них постоянно нажимал кнопку F5, чтобы обновить экран, на котором отображался баланс банковского счета Databricks. «И в какой-то момент мы увидели число «14-ноль-ноль-ноль-ноль-ноль-ноль», – вспоминает Годси. – Это было невероятно. Мой ежегодный доход тогда был $57 000 или $58 000, так что это были для меня очень большие деньги».
Стойка почти сразу привел второго инвестора – партнера NEA Пита Сонсини, тоже выпускника Калифорнийского университета, с которым был знаком со времен работы в Conviva. NEA был крупнейшим акционером Conviva, и в 2014 году Сонсини решил инвестировать в Databricks, выручка которого в то время была близка к нулю, исключительно из-за их потенциала. «Я планировал возглавить первый раунд финансирования, но Хоровиц увел их у меня прямо из-под носа», – вспоминает Сонсини. Благодаря инвестициям в размере $33 млн оценка стартапа увеличилась до $250 млн спустя всего 13 месяцев после начала работы.
Как рассказывает Годси, в 2015 году Spark стал пользоваться бешеной популярностью. Рассчитывая на ускоренный рост, Databricks переехала из скромного офиса в Беркли на 13-й этаж небоскреба в финансовом квартале Сан-Франциско. Несчастливое число команду не смущало. «Цена на этот офис была пониже, возможно, как раз из-за числа 13, но мы подумали, что для нас это выгодная сделка», – говорит Годси. Но уже через несколько недель для них началась полоса неудач.
«Мы слишком долго искали стратегию выхода на рынок», – рассказывает Хоровиц. Более крупные компании вроде Amazon Web Services и Cloudera обгоняли Databricks и интегрировали Spark в свои продукты. «Все наши конкуренты везде рассказывали, что обожают Spark, – говорит Годси. – Но мы почти ничего не зарабатывали».
Став директором компании в январе 2016-го, Годси сразу же внедрил три существенных изменения. Первое: усилить продажи, наняв новых сотрудников, умеющих презентовать продукт IТ-директорам. Второе: набрать на руководящие должности «людей, которые уже этим занимались». Третье: разработать запатентованные технологии на базе Spark, чтобы всем этим продажникам было что продавать. На тот момент в платформе Databricks было слишком много открытого кода. «Мы не могли ничего особенного предлагать, потому что другие компании пользовались Spark совершенно бесплатно», – говорит Годси.
Спустя год команда менеджеров Databricks обновилась, и в ней появились ветераны IТ-отрасли, которые в прошлом организовывали вывод на рынок и продажу таких компаний, как AppDynamics и Alteryx. Годси предложил прежним топ-менеджерам возможность остаться при условии, что они будут работать в подчинении у новых сотрудников. «Те, кто поумнее, смогли усмирить свое самолюбие», – говорит он. Только двое из семи руководителей решили уйти.
Новая платформа Databricks оказалась популярной, потому что задействовала возможности Spark лучше, чем все, кто пытался ее скопировать. «Все остальные мало что понимали в Spark», – говорит Годси. А так как основатели были и разработчиками Spark, то они интегрировали в Databricks все новые опции задолго до открытого релиза. «Мы всегда на год или два впереди всех остальных», – заявляет Годси.
Продажи стали быстро расти и к 2016 году достигли $12 млн. «Результаты первого года были настолько впечатляющими, что всем было очевидно, что Али должен оставаться генеральным директором», – говорит Хоровиц. Вернув себе веру в стартап, Хоровиц отправил генеральному директору Microsoft Сатье Наделле письмо, в котором рекомендовал Databricks как компанию, стоящую в авангарде революции в области ИИ и больших данных. Ответ от Наделлы пришел в тот же день. «Он поставил в копию кучу высокопоставленных сотрудников Microsoft, и они тут же захотели установить с нами тесные партнерские отношения», – рассказывает Годси, который на протяжении многих лет пытался найти выход на главу Microsoft. Обе компании договорились интегрировать Databricks напрямую в Azure, облачный сервис Microsoft, чьи продажи за 12 месяцев 2020 года составили $59,5 млрд. Теперь отделы продаж Microsoft представляют потенциальным клиентам Azure Databricks, а в 2019 году IT-гигант инвестировал в компанию Годси.
Годси утверждает, что в работе Databricks нет ничего неизвестного: нужно ввести огромные массивы данных в алгоритмы, чтобы обучить модели для анализа, и делать прогнозы на их основе: «Не то, чтобы здесь есть какой-то секрет, о котором никто не знает». Однако конкурентам, которые начинают позднее, часто приходится играть в догонялки либо в сфере обработки данных, либо в области искусственного интеллекта. «Как ученые, мы просто мыслили другими категориями и думали: «Куда нас заведет будущее?» Это была почти научная фантастика», – говорит Годси.
Все это время Databricks занималась тем, чтобы выйти за пределы Spark. В 2018 году компания выпустила MLflow, инструмент для управления ML-проектами, а через год анонсировала технологию Delta Lake, которая позволяет трансформировать «озера данных» в «озерные хранилища», чтобы компаниям не нужно было начинать с нуля. Оба продукта стали хитами. По словам Годси, лишь 5% клиентов используют Databricks исключительно благодаря Spark.
«Любая другая компания – разработчик софта с открытым кодом продолжает заниматься тем же продуктом, с которого она начинала. А Databricks давно вышла далеко за пределы Apache Spark», – говорит Хоровиц, который благодаря своим ранним инвестициям в стартап в этом году поднялся на 38-е место в «Списке Мидаса» (лучших венчурных инвесторов) Forbes. Если предположить, что Andreessen Horowitz сохранили свою изначальную долю в стартапе, то инвестиции фонда из $14 млн теперь превратились в $8,9 млрд.
В феврале Databricks привлекла инвестиции в размере $1 млрд, что позволило компании стать одним из самых дорогих стартапов в мире. Новые средства дают ей внушительный запас, позволяющий сражаться за контракты с крупнейшими компаниями мира. И нет конкурента опаснее, чем Snowflake – недавно вышедшего на биржу поставщика хранилищ данных, который еще три года назад был партнером Databricks. По словам аналитика Piper Sandler Брента Брейслина, даже сейчас 70% пользователей Databricks одновременно являются клиентами Snowflake. Но бывшим партнерам уже становится тесно на одном поле.
«Snowflake – невероятная компания, которая сейчас находится в очень хорошем положении, но у них профессиональный CEO, – говорит Хоровиц. – Сколько еще он с ними пробудет? Вероятно, недолго». Основатели Databricks полностью погружены в процессы компании, и «никто в сфере корпоративных решений для хранения данных их не обгонит».
«Все хорошее, что сделала Databricks в архитектуре данных за последние три или четыре года, Snowflake реализовала еще восемь лет назад», – парирует Кристиан Кляйнерман, старший вице-президент по продукту Snowflake, ставя под сомнение ценность решений Databricks. Тем не менее он признает, что следующий проект Snowflake, предусматривающий создание хабов по анализу данных пользователей при помощи ИИ, будет «очень похож» на подход Databricks.
В любом случае, по мнению Годси, Snowflake – это лишь один из четырех основных конкурентов. Есть еще «большая тройка» облачных технологий: Amazon, Microsoft и Google. Все это очень непросто, учитывая, что каждая из этих компаний инвестировала в Databricks. При этом все они уже давно разрабатывают свои собственные платформы для анализа данных.
После прихода COVID-19 планирование Годси помогло Databricks пережить период крайней турбулентности, когда из-за пандемии годы цифровой трансформации были пройдены за считаные месяцы
Годси ощущает, что угрозу для его бизнеса представляют как крупные IТ-компании, так и новые игроки. «Думаю, большинство тех, кто меня знает, скажет вам, что я самый параноидальный CEO из всех, – говорит он, цитируя бессменного руководителя Intel Энди Гроува. – Для меня это естественное состояние, потому что я рос во время войны. Если в детстве вы видели, как на улицах умирают люди, то знаете, что в любой момент все может измениться». Годси ежегодно устраивает для своих сотрудников учения в стиле «наступление конца света», требуя от них составить план действий на случай, если иссякнет рынок или перестанет расти экономика. После прихода COVID-19 это планирование помогло Databricks пережить период крайней турбулентности, когда из-за пандемии годы цифровой трансформации были пройдены за считаные месяцы. Компания открывает офисы и создает армию технических специалистов и менеджеров по продажам по всему миру: от Австралии и Индии до Японии и Швеции.
Но в Сан-Франциско Годси поглощен более важными проблемами: у его сына рак почек. После ночной поездки на скорой он размышляет о настоящем. Технологии анализа данных уже достигли того уровня, чтобы Годси и его жена смогли выявить у своего ребенка генетическую предрасположенность к болезни еще до того, как появилась опухоль. Теперь Databricks и другие подобные компании помогают фармацевтической отрасли на следующем этапе – для поиска новых видов лечения с применением искусственного интеллекта.
«Если бы это случилось 10–15 лет назад, моего сына уже не было бы. Болезнь обнаружили бы только тогда, когда его начало бы тошнить и рак уже был бы везде, – говорит Годси. – Наши технологии могут помогать».
Автор Кенрик Каи
Источник forbes.kz