Идея о том, что премьер-министр Великобритании Борис Джонсон – это человек народа, трибун простого человека, который борется против элитарного истеблишмента, может выглядеть аномальной и даже откровенно дикой
ФОТО: Depositphotos.com/fisher.photostudio
Дело в том, что Борис Джонсон – это идеальный образец английской элиты: он учился в Итоне и Оксфорде и обладает всей той преувеличенной манерностью (в речах и поведении), которая так свойственна британскому высшему классу. Будучи журналистом и депутатом парламента, он вёл себя бунтарски и часто нечестно, но всегда был предан консервативному истеблишменту.
И, тем не менее, вот он – с претензиями на представление «голоса народа» в противовес голосам в парламенте, которые – и слева, и справа – выступают против его жёстких подходов к британскому разводу с Евросоюзом. Особенностью кампании за Брексит стало клеймление всех, кто выступает против резкого и полного разрыва с ЕС, как врагов народа. С тех пор как люди высказались на референдуме 2016 года, любые попытки смягчить негативные последствия Брексита путём компромисса с ЕС или откладывания этого разрыва изображаются как попытки нарушить волю народа.
Джонсон столкнулся с массовой оппозицией в парламенте, особенно после того, как он решил приостановить его работу ради проведения Брексита 31 октября – с соглашением или без. А когда во вторник бывший министр Филлип Ли дезертировал к либеральным-демократам, он даже потерял парламентское большинство тори, которое обеспечивалось всего одним голосом. И ситуация для него ещё сильнее ухудшилась, когда парламент проголосовал за то, чтобы забрать у премьер-министра контроль над повесткой Брексита. Проголосовавшие за этот предложение тори были изгнаны из партии. Всё это практически неизбежно приведёт к всеобщим выборам, которые Джонсон будет изображать, как битву между «народом» и «политиканами», стоящими у народа на пути.
Действия Джонсона экстраординарны, но не являются незаконными. И они точно не являются консервативными, если рассматривать консерватизм как защиту традиционных норм или установленного порядка. Более того, они совершенно небританские. Некоторые встревоженные комментаторы усматривают здесь параллели с подъёмом фашизма. Но Джонсон, изучавший классический мир, должен знать, что модель с демагогом из высшего класса, который обретает власть, разжигая страсти среди недовольных плебеев, восходит ещё к концу Римской республики, когда народные трибуны критиковали патрицианский сенат, нередко подстрекая агрессивную толпу. Нет сомнений в том, что многое было неправильно в ситуации с привилегиями сенатского истеблишмента, но подобная демагогия привела к гибели Республики и началу имперской диктатуры.
Референдумы тоже едва ли можно назвать британской традицией. Когда Уинстон Черчилль предложил в 1945 году провести референдум по вопросу о продлении полномочий правительства военного времени, лидер лейбористов Клемент Эттли осудил эту идею как «чуждую всем нашим традициям». Муссолини был большим поклонником референдумов, как и большинство диктаторов. Плебисциты воспринимаются в закрытых системах как форма «прямой демократии», когда воля народа якобы находит своё чистейшее выражение в воле великого лидера.
Однако весь смысл парламентской демократии (а Великобритания была одним из её наиболее ранних и достойных гордости примеров) в том, что она не является прямой. Идея государства, которое представляет волю народа, – это концепция французских якобинцев, которую британские консерваторы всегда отвергали, начиная с Эдмунда Бёрка. В парламентской демократии нет такой вещи как «народ», не говоря уже о единой народной воле или едином народном голосе. Политиков выбирают, чтобы они представляли различные интересы, которые могут затем дебатироваться в парламенте в надежде на достижение решений с помощью компромиссов.
Общественное мнение в либеральной демократии также является скорее формой представительства, чем прямого выражения. На протяжении нескольких последних сотен лет общественное мнение выражалось в прессе, печатной или эфирной, при посредничестве журналистов и редакторов. Сегодня ситуация, конечно, изменилась. Благодаря интернету, большинство мнений сейчас высказывается вообще без каких-либо посредников, а у людей появились сотни миллионов голосов. Профессиональные журналисты выглядят чем-то устаревшим. Многие смотрят на них, как и на политиков, с недоверием – элитарные распространители «фейковых новостей» в малоубедительных СМИ («lamestream media»).
Я не хочу сказать, что все журналисты или политики – это прекрасные люди со здравыми мнениями. Это далеко не так. Но мы уже видим, что в раскрепощённом медиа-ландшафте демагогам и мошенникам стало намного проще манипулировать голосами людей в открытой для всех схватке без модерации. Ослабляя роль парламента в политических дебатах (одни из важнейших за столетие), Джонсон подверг либеральную демократию такой же опасности, какой агитаторы-популисты подвергли Римскую республику.
В кампании за Брексит есть много постыдных аспектов: разжигание страхов перед иммигрантами, иллюзорная мания национального величия и так далее. Несколько более респектабельный аргумент связан с вопросом о суверенитете. ЕС – это не демократическое государство. Членство в ЕС означает, что те или иные законы могут предлагаться и утверждаться людьми, которые не были избраны напрямую на национальных выборах. Можно привести пуристский аргумент, что либеральная демократия не может делегировать законодательные полномочия наднациональным учреждениям, не ослабив национальный суверенитет.
На самом деле некоторые из законов, которые, по всей видимости, больше всего раздражают сторонников Брексита – это вообще-то национальные британские законы, а совсем не европейские. Но смысл не в том, хороши эти законы или плохи, а в том, кто имеет право их принимать. Отдельные британские патриоты считают абсолютный национальный суверенитет сутью своей демократической системы, выражением которой является «мать парламентов». Однако когда они превращают в фетиш волю народа, выраженную на референдуме, они становятся защитниками совершенно иной политической традиции, которая враждебна британской парламентской системе.
Если Джонсон, премьер-министр, который не был избран народом, и его всё более неистовые сторонники решат «вернуть» страну, организовав конфликт между народом и его политическим представителями, они рискуют разрушить величие Британии. Более того, отчуждая шотландцев, которые могут предпочесть пойти по собственному национальному пути, и, возможно, северных ирландцев, они в буквальном смысле ставят под угрозу существование самого Соединённого Королевства.
Источник: Forbes.kz