В своей новой книге «Slouching towards Utopia» экономист Дж. Брэдфорд Делонг справедливо отмечает, что начиная с 1870 года «промышленная исследовательская лаборатория и современная корпораци» стали ключом к радикальному увеличению темпов научно-технических инноваций и таким образом, экономическому росту,сообщает forbes.kz.
Делонг также называет Детройтский договор, знаковое соглашение 1950 года между General Motors и United Auto Workers, стержнем послевоенной социал-демократии в американском стиле. Но что случилось с корпорациями-гигантами, которые разблокировали десятилетия роста, спонсируя медицинское страхование и пенсии для своих сотрудников?
Поскольку в конце девятнадцатого века научные открытия вытеснили механическую суету в качестве основы для экономически значимых инноваций, необходимое финансирование исследований было обеспечено корпорациями, которые породила Вторая промышленная революция (сталь, железные дороги, массовое производство). В своей книге «Technology and the Pursuit of Economic Growth», Дэвид Мовери и Натан Розенберг пишут, «в таких фирмах, как American Telephone & Telegraph, General Electric, U.S. Steel или DuPont, создание сильного центрального офиса было тесно связано с созданием или значительным расширением центрального исследовательского центра».
Направляя свою монопольную прибыль на научные исследования и разработку технологических приложений, эти корпорации не только расширяли свою рыночную власть, но и служили более масштабной социальной цели. До Второй мировой войны эта цель не была достигнута правительством США, которое, начиная с администрации Линкольна, предоставляло федеральную поддержку исследованиям только в сельскохозяйственном секторе. К 1940 году правительство США выделяло на исследования в области сельского хозяйства больше средств, чем всем составляющим органам, входившим послевоенное Министерство обороны.
Независимо от того, были ли они обязаны своим положением официальным соглашениям с федеральным правительством (AT&T), патентными монополиями (RCA и Xerox) или сочетанию инновационных исследований и коммерческого доминирования (DuPont и IBM), ведущие исследовательские лаборатории могли себе позволить инвестировать на начальном этапе в фундаментальные науки, на основе которых могли бы развиваться технологические инновации, имеющие коммерческое значение.
Затем наступила Вторая мировая война. Безработица упала до 1%, и крупным работодателям США, ограниченным контролем заработной платы, пришлось жестко конкурировать за рабочую силу. Благодаря прагматичному компромиссу с правительством им было позволено предлагать дополнительные льготы, такие как медицинское страхование и частные пенсии с фиксированными выплатами. Это стало возможным благодаря асимметричному налогообложению этих пособий: работодатели могли вычесть расходы, а работники не должны были включать их в доход.
Детройтский договор был одновременно подтверждением компромисса в мирное время и широким сигналом частному сектору, где членство в профсоюзах в 1950-е годы достигло пика и составляло около одной трети рабочей силы. Это радикально расширило роль, которую доминирующие компании стали играть в сообществах, где они базировались, это была эпоха перед тем, как главенство акционеров стало доминировать в мышлении корпоративного управления.
Однако в течение жизни целого поколения монопольная прибыль, доступная для финансирования НИОКР и социальных льгот, оказалась под растущим давлением. Одна за другой великие технологические компании эпохи Второй мировой войны уступили силам Шумпетерианского созидательного разрушения и федерального антимонопольного законодательства.
AT&T и IBM неоднократно становились целью преследования антимонопольного отдела Министерства юстиции; однако стоит отметить, что каждый случай государственного вмешательства приносил прямую пользу более обширному предприятию Американской инновации. В постановлении о согласии 1956 года, AT&T согласилась бесплатно лицензировать все свои патенты, которые не имели прямого отношения к коммуникациям. В качестве упреждающего ответа на третью атаку на нее Министерства юстиции в 1969 году IBM «отделила» программное обеспечение от своих компьютеров, тем самым создав независимую индустрию программного обеспечения.
Другие корпоративные гиганты потерпели неудачу сами по себе. US Steel попали под влияние комбинации более эффективных иностранных производителей и появления отечественных «мини-заводов», которые процветали на металлоломе. RCA и Westinghouse стали жертвами недальновидного финансового инжиниринга, который променял стратегический технический потенциал на мгновенное удовлетворение рынка акций в спекулятивной мании конгломерата 1980-х годов. Срок действия ключевых патентов DuPont истек, а производительность ее инвестиций в НИОКР снизилась в условиях жесткой международной конкуренции.
Даже когда лидеры частного сектора двадцатого века ушли с научного и технологического фронта, их отсутствие было более чем компенсировано федеральным правительством США, которое стало ведущим спонсором НИОКР. Уходя своими корнями в Управление научных исследований и разработок времен Второй мировой войны, Министерство обороны финансировало разработку всех технологий, которые в совокупности привели к цифровой революции - от кремния до программного обеспечения. И для того, чтобы использовать новые нисходящие коммерческие возможности, возник профессиональный сектор венчурного капитала, сначала для финансирования цифровых инноваций, а затем, после программы «Войны с раком» президента Ричарда Никсона, для запуска биотехнологических стартапов.
Однако роль крупных корпораций в обеспечении социальной защиты своих сотрудников не была компенсирована после их упадка. Хуже того, Закон Тафта-Хартли 1947 года открыл двери для принятия на государственном уровне законов о «праве на труд», которые оказались весьма эффективными в плане сокращения членства в профсоюзах в частном секторе в течение послевоенных десятилетий.
К тому времени, после того как усилия президента Гарри Трумэна в 1949 году по установлению всеобщего медицинского обслуживания в качестве федерального права потерпели поражение, принятие президентом Линдоном Б. Джонсоном программ Medicare и Medicaid обозначило пределы государственной системы здравоохранения в Америке. Параллельно с этим системный переход от пенсии с фиксированной выплатой к пенсии с фиксированным взносом перенес бремя инвестиционного риска с работодателя на работника. Сегодня крупные корпорации, которые катализировали инновации и спонсировали социальное обеспечение, приходят и уходят, но рыночная власть сохраняется, поднимая вопрос о том, куда уходят эти монопольные прибыли.
Во время неолиберальной эпохи, которая идет к своему завершению, появилась новая цель - возможность для использования избыточного денежного потока в форме выкупа корпоративных акций. Ранее регулирующие органы запрещали эту практику как форму манипулирования рынком. Но Комиссия по ценным бумагам и биржам изменила это правило в 1982 году. Теперь более 60% компаний США ежегодно выкупают собственные акции, и ежегодные суммы этих покупок, как правило, превышают выплату денежных дивидендов (что неудивительно, учитывая более благоприятное отношение к приросту капитала).
Подъем неолиберального порядка, столь хорошо задокументированного и проанализированного в недавней книге Гэри Герстла из Кембриджского университета, совпал с упадком общественно-полезных корпораций. Сегодняшние гиганты в области цифровых технологий не имеют ни мотивации, ни способности играть такую роль, что является одной из причин, по которой они борются за легитимность. Забегая вперед, можно сказать, что в условиях стресса от изменения климата, увеличение инвестиций в технологическую динамику и социальное обеспечение будет поступать преимущественно из государственного сектора, если вообще будет. Смогут ли новый Закон США о чипах и науке и Закон о снижении инфляции положить начало новой эре инноваций? Мы можем на это надеяться, но надеяться не является активным глаголом.
Автор Уильям Х. Джейнвей
Источник forbes.kz