Нападение России на Украину радикально меняет глобальный ландшафт в экономике, политике и безопасности, сообщает forbes.kz.
В сфере политики оно отталкивает Россию от Европы. Резко укрепилась приверженность членов НАТО своему альянсу, а Германия была вынуждена расстаться с традиционно негативным отношением к оборонным расходам. В сфере экономики оно открывает продолжительный период высоких цен на энергоносители, пока Европа будет отучать себя от нефти и газа из России; это, в свою очередь, приближает призрак стагфляции.
На финансовом фронте российским банкам запрещают вести бизнес на Западе, и их отключают от системы банковских сообщений для международных платежей SWIFT. Ценные бумаги и депозиты Центрального банка России оказались заморожены, что лишает его возможности сдерживать падение рубля. И он больше не может действовать в качестве кредитора последней инстанции для финансовых учреждений (например, Сбербанка), у которых имеются обязательства в иностранной валюте. Такие меры являются финансово и экономически убийственными, и именно в этом заключается их смысл.
Наблюдая за этой демонстрацией финансовой атаки «шок и трепет», не задумаются ли другие страны над тем, как и где они хранят свои валютные активы? Не начнут ли они искать тихой гавани в Китае, который не стал вводить санкции против России, и в китайской валюте – юане?
Если судить по последним событиям, нет. За последние два десятилетия доля долларов в известных валютных резервах стран мира снизилась примерно на десять процентных пунктов, потому что центральные банки проводили диверсификацию и снижали эту долю. Но в ходе этой миграции лишь четверть их активов оказалась в юанях, а три четверти – в «субсидиарных» резервных валютах, таких как австралийский доллар, канадский доллар, шведская крона и швейцарский франк.
Этими валютами легко торговать, и вместе они представляют собой весьма значительное целое. Управляющим резервами они позволяют воспользоваться выгодами диверсификации, потому что не имеют жёсткой привязки к движению курса доллара. Однако все эмитенты этих валют, включая даже нейтральную Швейцарию, поддержали антироссийские санкции, а это означает, что ни одна из этих валют, скорее всего, не сможет стать тихой гаванью для правительств, которые нарушают международные нормы.
Почему миграция в юани не оказалась более значительной? Отчасти ответ в том, что номинированные в юанях облигации и банковские депозиты не так уж легко доступны иностранным государственным инвесторам, по крайней мере, в существенных объёмах. Есть доступ к облигациям «dim sum» (то есть облигациям, номинированным в юанях, но торгуемым за пределами материкового Китая, например, в Гонконге, но не только) и к офшорным банковским депозитам в юанях, но к другим инструментам его почти нет. В Гонконге и Шанхае работает система Bond Connect, с помощью которой иностранные инвесторы могут вкладываться в межбанковский рынок облигаций материкового Китая, однако практически нет центробанков, которые бы входили в список одобренных инвесторов, имеющих разрешение участвовать в этом схеме.
Кроме того, действия президента России Владимира Путина, несомненно, напомнили управляющим резервами центробанков о фундаментальном факте: все ведущие международные и резервные валюты в истории всегда были валютами стран с политической демократией или республиканским строем, то есть стран с вызывающими доверие институциональными сдержками, которые защищают от произвола исполнительной власти. При председателе Си Цзиньпине Китай явно движется в противоположном направлении, отказываясь от этих сдержек. Принцип коллективного управления при бывших председателях КНР Ху Цзиньтао и Цзян Цзэмине уступил место режиму личной власти, очень похожему на путинский. Мало кто из управляющих резервами захочет отдать свои портфели активов на милость Си.
И в любом случае Китай, обладающий крупнейшими в мире валютными резервами, не может держать эти резервы в своей собственной валюте.
Так как же санкции против России повлияют на международную валютную систему? Отвечая на этот вопрос, важно помнить, что государства хранят валютные резервы по двум причинам: для проведения интервенций на валютном рынке с целью смягчить нежелательные колебания и в качестве накоплений на случай войны, чтобы использовать их во время геополитического конфликта или другой чрезвычайной ситуации.
На практике одни и те же резервы можно использовать для обеих целей: в нормальные времена – для рыночных операций, а во время кризиса – для чрезвычайных закупок. Можно вспомнить, как в 1930-е годы союзники использовали свои золотовалютные резервы для интервенций на рынках капиталов, а после начала Второй мировой – для закупок военной техники у США.
Новейший опыт России позволяет сделать вывод, что накопления золота и валютных резервов на случай войны могут оказаться не так полезны, как ранее считалось. О том же говорит и неспособность нового правительства Афганистана под руководством талибов получить доступ к долларовым резервам в Нью-Йорке.
Соответственно, такое снижение полезности резервов во время конфликта означает, что у стран, замышляющих ссору с США и западными альянсом, может появиться склонность держать меньше резервов. Такая коррекция будет означать, что могут возникнуть обстоятельства, при которых у них будет меньше возможностей для проведения интервенций на валютных рынках, и им придётся смириться с более широкими колебаниями валютных курсов.
Разумные правительства реагируют на эти события ужесточением своей финансовой системы, защищая её от валютных рисков. Они запрещают банкам и корпорациям набирать избыточное количество обязательств в иностранной валюте. До начала войны Россия двигалась именно в этом направлении, но продвинулась недостаточно, вероятно, потому, что Путин не сумел спрогнозировать масштабы финансовых санкций Запада. Другие правительства вряд ли допустят подобную ошибку в будущем.
Автор Барри Эйхенгрин
Источник forbes.kz