Развитие «зелёной» энергетики ускорилось ещё до пандемии коронавируса. На фоне общего падения инвестиций в энергетический сектор, инвестиции в солнечную и ветряную энергетику продолжили рост – 40% в 2020 г. по сравнению с 30% в 2019 г. Вложения в строительство новых «чистых» мощностей постепенно становятся более экономически оправданными, чем поддержание или модернизация, к примеру, старых угольных станций по крайней мере в развитых странах.
В отличие от предыдущих переходов (от древесины к каменному углю, от угля к нефти и газу и тд.), где ключевыми выступали технические преимущества того или иного топлива, сегодня главную роль играют политические мотивы и ориентация на решение глобальных проблем человечества. Исторически само понятие ВИЭ оказалось связано с концепцией устойчивого развития, утвердившегося благодаря докладу Римского клуба «Пределы роста» и первой конференции ООН по вопросам окружающей среды, состоявшейся 1972 г. На сегодняшний день благодаря, главным образом, взрывному строительству СЭС и ВЭУ с 2000 г. доля «зелёных» источников энергии с учётом ГЭС в мировой электрогенерации достигла 27%.
При этом между различными регионами сохраняются значительные диспропорции в возможностях субсидирования и доступа к возобновляемой энергетике. Так по установленным мощностям ВИЭ согласно статистике Международного агентства по возобновляемым источникам лидерами оказываются Азия (40% от мировых ВИЭ), Европа (20%) и Северная Америка (18%), в то время как на Евразию включая Россию приходится 4,64%, а на Африку всего 2,43%. В то же время в энергобалансе стран Восточной и Юго-Восточной Азии уголь продолжает занимать 36%, а в условиях пандемии и выросших социальных расходов для многих развивающихся стран будет сложно обосновать инвестиции в новые источники энергии, так как в краткосрочной перспективе заменить традиционный и относительно стабильный уголь чистыми, но нестабильными ВИЭ будет трудно. Потребуется и возросшее использование «голубого топлива» для обеспечения национальных энергопотребностей в период отказа от угля и перехода к «зелёным рельсам».
Кроме того, проекты «возобновляемой энергетики» будут способствовать экономическому росту только в том случае, если будут строиться не только новые станции и панели, но и производиться соответствующее оборудование для обслуживания ВИЭ. Само развитие ВИЭ при этом должно идти рука об руку с дальнейшим повышением энергоэффективности, которая на фоне «зелёной гонки» отошла на второй план вероятно по причине как низкой стоимости углеводоров, так и меньших финансовых перспектив по сравнению с проектами в области ВИЭ. Наметившийся тренд декарбонизации в условиях пандемии и связанной с ней снизившейся экономической активности может снизиться по мере возвращения к привычному образу жизни при отсутствии государственной поддержки и регулирования.
Сложности «зелёного» поворота и тенденции развития возобновляемой энергетики в России и странах Центральной Азии Ia-centr.ru обсудил с доцентом кафедры государственной политики факультета политологии МГУ и директором Центра изучения кризисного общества «Центеро» Максимом Владимировичем Вилисовым.
Зелёная энергетика – удовольствие для развитых и богатых стран. Соответствует ли это представление действительности?
Под зеленой энергетикой понимается энергетика, которая не создает, но использует возобновляемые источники энергии и не осуществляет эмиссию углеводорода. В этом контексте самая распространенной по объемам установленной мощности выступает гидроэнергетика, но этот сектор достиг пределов своего роста. Если говорить про гидроэнергетику, то в лидерах находятся не только развитые страны, но и развивающиеся, такие как, например, Бразилия. Китай, например, сейчас перешел на уровень развитых стран по многим параметрам, в том числе по параметрам развития сектора возобновляемой энергетики и стал лидером по установленной мощности возобновляемой энергетики. Нельзя сказать, что зеленая энергетика это удовольствие только для развитых богатых стран, но она и особенно солнечная энергетика развивается во многом благодаря государственной поддержке.
Можно ли рассматривать развитие зелёной энергетики с точки зрения геополитики?
Зелёная энергетика безусловно имеет и геополитический аспект. Китай, к примеру, вновь оказался одной из первых стран готовых сделать национальную экономику и энергетику углеродно-нулевой или углеродно-нейтральной. Несколько стран сначала ЕС, потом Япония, Китай и Южная Корея заявили о готовности реализовать такие планы к 2050 году. Байден в своей предвыборной программе тоже об этом говорил.
В ряде европейских и азиатских стран заявили о готовности ввести запрет с 2035 г. на производство автомобилей с двигателями внутреннего сгорания и дизельные автомобили, что оказывает давление на автопроизводителей.
Как подобное давление может сказаться на России?
Мы видим, как фондовые рынки реагируют, например, на недавнюю новость о том, что кто-то из американских гигантов вроде бы General Motors заявил о реализации проектов по созданию электромобилей. Это сразу поднимает капитализацию компании. Поэтому такое давление есть, и оно осуществляется такими мягкими квазирыночными способами. И, к сожалению, это давление может негативно сказаться на нашей стране.
Если мы говорим о технологическом измерении возобновляемой энергетики, то например, возобновляемая энергетика Китая - она основана именно на китайских технологиях или на импорте и развитии зарубежных разработок?
Мы же с вами знаем, как работает Китай. Китай не импортирует технологии, он просто приглашает к себе инвесторов с производствами, а потом технологии заимствует. Если по-честному, то очень часто просто крадет, а потом начинает их использовать. Поэтому мы сейчас оказались в ситуации, когда Китай является крупнейшим мировым производителем большого количества большого спектра оборудования для возобновляемой энергетики. Помимо того, что он у себя установил много объектов возобновляемой энергетики, он теперь еще и активно экспортирует инновационные «зелёные» технологии. Китай освоил производство фотопанелей для солнечной энергетики несколько лет назад и, тем самым, существенно уронил мировые цены, что стало неприятным сюрпризом в том числе для российских производителей. Китай – это уже сейчас мощный технологический игрок, производящий оборудование для возобновляемой энергетики в таких объемах, в которых практически ни одна страна мира сейчас не готова его производить.
Таким образом, технологическая зависимость в сфере возобновляемой энергетики распределяется в сторону европейских и китайских компаний, которые задают повестку и продолжат это делать, по моему мнению, в ближайшее время.
Стоит упомянуть и введение так называемого углеродного налога, т.е. налога на импорт продукции, которая содержит большой углеродный след. Можно ли это считать инструментом торговых войн, а не проявлением заботы об экологии?
Мы, когда рассуждаем с позиции Российской Федерации и российских экспортеров, ничего другого не можем сказать, только как подтвердить предположение, что это инструмент геополитической и геоэкономической борьбы. Если мы посмотрим на внешнеторговый баланс России, увидим, что там 40 - 50 % в нем занимает ЕС и подавляющее большинство наших товарных позиций: природные ресурсы, в том числе ископаемое топливо. И когда на это вводится углеродный налог, он, очевидно будет большой, который может вообще в принципе остановить наш экспорт.
Как ЕС может оправдать введение такого налога?
У ЕС есть своя позиция, которую будет использоваться для защиты углеродного налога в том числе и в ВТО. Здесь в качестве аналогии они приводят налог на добавленную стоимость. Мы все знаем, что он корректируется при пересечении таможенных границы, потому что он везде разный, существуют разные условия его взимания, и как только импортный товар пересекает таможенную границу, то к таможенным пошлинам добавляется НДС. И с этой точки зрения углеродный налог будет иметь под собой экономическую целесообразность.
Возможно ли развитие системы углеродных платежей в глобальном масштабе?
Мир в любом случае движется к введению в различном виде элементов углеродной платы или углеродного налога на национальном уровне. Такая система есть в ЕС, углеродные платы различного типа вводятся в разных штатах США, например в Калифорнии и еще в некоторых штатах, но на федеральном уровне такой налог пока отсутствует. Эта система сейчас вводится в Китае. ЕС заявляет, что если в стране-экспортере существует национальная система углеродных платежей, то ЕС готов гармонизировать свои условия, либо отменить пограничный углеродный налог, либо уменьшить пропорционально, исходя из того, что платится на национальном уровне.
Отдельные экологи говорят о том, что российские леса выступают серьезным препятствием для развития системы квотирования выбросов углекислого газа, так как они естественные поглотители углекислого газа и снижают стимулы развития декарбонизации на российских предприятиях. Насколько это утверждение можно считать справедливым?
Я не очень понимаю, почему это нужно рассматривать как препятствие. Наоборот, это наше конкурентное преимущество, если мы говорим, в целом, о переходе глобальной экономики в фазу зелёной экономики, где приоритет - не только финансово-экономические показатели, но и экологические показатели производства; где будет важно оценивать углеродность и кислородность, т.е. сколько имитируем парниковых газов, включая метан, и в какой степени компенсируем окружающей среде такую нагрузку.
Как в России развивается система квотирования выбросов парниковых газов?
Долгое время экономический ущерб относился к экстерналиям рынка, т.е. такой ущерб никак не учитывался в финансово-экономических показателях. Если сейчас механизм в том числе аналогичный углеродному налогу будет внесен в бюджет соответствующих проектов, его можно будет признать объектом оптимизации и т.д. Идея отличая, но дьявол – в деталях, т.е. системы учета, оценки стоимости, предотвращения махинаций в том числе коррупционных, так как в буквальном смысле речь идет о торговле воздухом. При этом же существует потенциальная угроза для России: мы привыкли считать себя экспортером кислорода для мира, но с другой стороны процесс изменения климата в стране может негативно ударить с позиции процессов в арктических регионах, в регионах с вечной мерзлотой, где происходит высвобождение огромного количества парниковых газов, в том числе метана.
Чем быстрее начнет таять вечная мерзлота, тем больше будет высвобождаться метана, чем больше метана и других парниковых газов будет оказываться в атмосфере, тем быстрее буду происходить процессы глобального потепления Ситуация совсем недавно оказалась во внимании властей, экспертов и бизнеса.
Стоит сказать, что традиционно Россия воспринимается, в первую очередь, как экспортер технологий атомной энергетики благодаря Росатому. А как развиваются зелёные технологии в России?
Согласен с Вами. Я считаю, что Росатом - наше национальное достояние, так же как Газпром, и представляет собой очень высокотехнологичное производство, и сотрудничество в этой сфере очень развито. К сожалению, в остальных сферах возобновляемой энергетики, за исключением гидроэнергетики, где благодаря советскому опыту и школе мы имеем сильные позиции, как и другие постсоветские страны, где достаточное количество ГЭС было построено, в секторе ветра и солнца - у России очень слабые технологические позиции. Это связано с тем, что бурный рост этих технологий пришелся на 90-е и 2000-е годы, на период экономического спада, и спада вообще в промышленности и технологии в нашей стране. Благодаря государственной поддержке, программе поддержки создания возобновляемой генерации, в России была запущена в 2013 г. При этом условием было локализация производства оборудования, именно генерирующего оборудования в сфере возобновляемой энергетики, но Россия пока только начинает выходить на уровень организации собственного производства в частности производства отдельных компонентов и локализации производства зарубежного оборудования.
Существуют ли российские национальные «зеленые» бренды?
Интересно, что: Росатом имеет в своей структуре зеленое подразделение, которое занимается проектами в сфере ветроэнергетики и локализации зарубежного оборудования – «Новавинд». Следующий этап государственной программы: ориентация производителей на экспорт. Таким образом, не только повышается процент требуемой локализации производства оборудования, но и для производителей, для участников конкурсов, где будет применяться государственная поддержка, т.е. предлагается критерий – наличие экспорта оборудования за пределы РФ. Это потенциально может стимулировать российских производителей выходить на зарубежные рынки.
Есть ли примеры выходов наших производителей зелёных технологий на зарубежные рынки?
Пока есть только один пример - российский производитель батарей для солнечных электростанций «Хевел», который уже доминирует на российском рынке и приступил к реализации проектов в Казахстане. В 2020 г. компания выиграла несколько конкурсов на строительство 40 мегаватт солнечных электростанций по программе государственной поддержки в Казахстане, которая предполагает фиксированные тарифы на закупку электроэнергии из возобновляемых источников. Все, что сейчас делают российские производители с позиции мирового производства и на установке соответствующего оборудования – очень незначительно. В России целевые показатели обозначены как 3 гигаватта установленной мощности возобновляемых источников энергии. В Китае, например, – это несколько сотен гигаватт.
Как развивается зелёная энергетика в странах Центральной Азии?
Страны Центральной Азии активно приступили к реализации проектов в сфере возобновляемой энергетики. В Таджикистане и Киргизстане - не надо сильно заботиться, за счёт электрогенерации в сфере гидроэнергетики имеют феноменальный баланс – у них от 20% до 60:% электроэнергии формируется за счёт возобновляемых источников. Существует своя зависимость от сезона и зависимость от других стран Центральной Азии. Казахстан немного раньше России объявил курс на озеленение, хотя сам является энергоэкспортёром. Следом за ним Узбекистан в 2012 г. объявил курс на возобновляемую энергетику.
Может ли ЕАЭС запустить собственную зеленую программу для всех стран членов по примеры Green Deal в ЕС? Какие для этого есть предпосылки?
Маловероятно, т.к. "локомотивы" ЕАЭС Казахстан и Россия, являются странами-энергоэкспортёрами и очень внимательно следят за подобного рода инициативами. Кроме того, отсутствуют какие-либо экономические механизмы трансформации зелёной инициативы в экономический рост. Мы знаем, что российская экономика находится под давлением на протяжении последних пяти лет из-за санкций и неблагоприятной конъюнктуры на энергоносители, и 2020 год только подчеркнул, что это давление существует. Поэтому у России и ресурсов тоже нет для того, чтобы инвестировать в такого рода программы. По совокупности этих обстоятельств очень мало шансов что такого рода программы в ближайшее время ЕАЭС будет реализовывать.
Каковы последние тенденции развития возобновляемой энергетики в России?
Сектор возобновляемой энергетики в России достаточно хорошо развивается за счёт собственных ресурсов. Сейчас уже созданы стимулирующие пакеты для развития зелёных проектов не только на оптовом рынке электроэнергии, но и на розничном. Это стимулирует соответствующие компании. Я думаю, что в перспективе пяти лет возобновляемые источники энергии станут конкурентоспособными. Однако тут возникает другая проблема – это, в целом, низкая энергоэффективность российской экономики и российского производства. Бизнес-сообщество отмечает, что у нас экономический спад и стагнация были в 2020 г., но цены на электроэнергию почему-то только росли. Хотя экономических поводов для роста нет никаких. Поэтому непрозрачность рынка электроэнергетики конечно будет играть против зеленых проектов потому что всегда в прозрачном рынке проще сохранять status quo для того, чтобы извлекать ренту максимально быстро, чем пытаться реализовывать какие то новые проекты с долгосрочной окупаемостью 5-7 лет.
Как в целом развитие «зеленой» оказывает влияние на параметры устойчивости и стабильности режимов на евразийском пространстве? Или прямой связи между этими двумя явлениями нет?
Постановка вопроса вообще очень интересная. Стоит отметить, что несмотря на общую схожесть рынков электроэнергии постсоветских стран, у России рынок электроэнергетики в силу его объёма и специфического исторического прошлого более непрозрачен, чем у других. Несмотря на усилия команды реформаторов, пытавшихся привить этой системе рыночные элементы, множество проблем по-прежнему сохраняются. Огромные капиталовложения требуются для того, чтобы что-то поменять, в том числе в плане энергоэффективности.
Что касается устойчивости и стабильности политических систем, обеспечение энергетической безопасности как части общей системы жизнеобеспечения – это ключевая функция любого государства и любого политического режима. Поэтому Российское государство и российское население придерживается наиболее консервативных взглядов на эту систему. То есть у нас система ЖКХ работает, она обеспечивает базовые потребности, может мобилизоваться, когда это нужно. Поэтому говорить о том, что переход на возобновляемую энергетику даст укрепление стабильности в краткосрочной перспективе нельзя.
А что можно ожидать в долгосрочной перспективе?
В долгосрочном плане и с точки зрения макроэкономических параметров можно на эту тему рассуждать, если взять для основы рассуждений концепцию ресурсного проклятия. Для того чтобы нам с ресурсного проклятия соскочить, нам нужно развивать любые высокотехнологичные секторы, сокращая зависимость от экспорта сырья и углеводородов. В этом случае сектор возобновляемой энергетики может стать перспективным направлением.
Автор Никита Белухин
Источник ia-centr.ru