В связи с пандемией все чаще слышно мнение, что эта катастрофа, охватившая весь мир, – результат грубого вмешательства человека в природу, результат загрязнения окружающей среды и истребления ресурсов. Тему взаимосвязи изменения климата и пандемии обсудили на симпозиуме во Всемирной метеорологической организации (ВМО). О чем говорили участники «электронной» встречи и как понять происходящее с климатом Земли Антону Успенскому рассказала Оксана Тарасова, начальник отдела атмосферных исследований ВМО.
ОТ: Симпозиум рассматривал связь между пандемией и факторами окружающей среды: метеорологическими, климатологическими, уровнями ультрафиолетового излучения и многими другими. Первый, самый главный фактор, который мы сейчас наблюдаем, связан и с пандемией, и с климатическими изменениями. Это наше, человеческое, влияние на среду обитания различных видов. То, что мы делаем, например, уничтожая леса. Это приводит к тому, что многие виды, которые обитают в природе, теряют свою среду обитания, и вероятность контакта диких видов природы с человеком становится более интенсивной, что увеличивает переход различных вирусов и других заболеваний с животной среды в человеческую.
Комплексная проблема состоит в том, что климатические факторы, метеорологические факторы можно использовать для создания прогностических моделей. Если мы понимаем связь между метеорологией, климатом, состоянием загрязнения и распространением вирусов, то, в принципе, для дальнейших пиков эпидемии мы можем строить прогностические модели. Это один момент.
Второй момент – то, что нужно понять, каким образом взаимодействуют одновременно пандемия и другие экстремальные явления. Например, если где-нибудь происходит экстремальное явление типа тайфунов, ураганов, когда необходимо принимать меры по эвакуации населения, а происходит это все на фоне пандемии, когда людей нельзя поместить в закрытые тенты, нужно соблюдать социальную дистанцию, это достаточно сложно. Третий аспект – это возможность одновременного решения нескольких проблем при выходе из режима пандемии: задач, связанных с климатическими влияниями, с загрязнением. То есть выбор «зеленых» сценариев выхода из карантина.
АУ: По результатам симпозиума, есть ли общее направление, которое может вывести на решение проблемы? Или пока это все-таки своего рода «вброс» различных идей, «набрасывание» различных концепций, которые в последствии, может быть, позволят выбрать какое-то решение?
ОТ: Нам необходимо сравнить опыт разных стран. Полезный опыт, который дал симпозиум, - это то, что люди получили возможность обменяться результатами своей работы и посмотреть на то, что они делают в своем анализе, сборе данных и т. д. Тема еще новая. Для того, чтобы понять, например, сезонность распространения вируса, необходимо несколько лет данных. У нас нескольких лет данных нет. Более того, ряд экспертов, которые стали делать статистический анализ в начале сезона, пришли, например, к заключению, что более высокая температура и меньшая влажность мешают распространению вируса. И некоторые руководители [американских] штатов, руководители городов рассмотрели это как достаточное заключение для того, чтобы снять [ограничительные] меры. Наши коллеги из Хьюстона, например, сказали, что как только ограничения были там сняты из-за того, что началось повышение температуры, люди стали выходить из дома, посещать торговые центры и т. д., увеличилась мобильность, и заболеваемость пошла вверх. То есть то заключение, которое было сделано в начале пандемии на очень коротких рядах данных, стоило людям жизней… Потому что это умозаключение было неправильным.
На симпозиуме прозвучало заявление, которое мне очень понравилось, и под ним много людей подписались. Одна из докладчиков сказала, что необходимость быстрых ответов не является оправданием для плохой науки, отсутствие заключений лучше, чем некачественные заключения, когда на кону человеческие жизни.
АУ: Мы привыкли к тому, что сказанное учеными является практически железобетонным аргументом для того, чтобы действовать так, а не иначе. В связи с этим у меня вопрос. Из-за того, что вся система работы сейчас изменилась, насколько в вашей деятельности вы чувствуете проблемы из-за ограничений? Некоторые данные вы, метеорологи, я знаю, получаете, например, с самолетов гражданской авиации, которые сейчас практически не летают. Это повлияло на достоверность данных, на точность прогнозов?
ОТ: Да, конечно, рабочая активность Всемирной метеорологической организации (ВМО) в какой-то степени пострадала. Самолетные наблюдения, которые передаются, имеют влияние на точность прогнозов. Но, к счастью, максимальное влияние, которое они имеют, находится, скажем, в верхних слоях атмосферы. Есть и другие ограничения, которые повлияли на точность прогнозов. К сожалению, системы метеорологических наблюдений, которые работают в разных странах, не все автоматизированы. Когда страны, которые пошли на закрытие деятельности, потребовали от сотрудников оставаться дома, то, если метеостанции обслуживаются вручную, наблюдения просто сделаны не были.
Еще один фактор, который влияет на качество измерений, - это то, что все наши измерительные системы требуют сервиса, требуют калибровки, а это тоже сделано не было. Еще не совсем понятно, каким образом отсутствие калибровок, проверки и поверки оборудования скажется на наших долговременных климатических рядах данных. Там тоже могут быть либо пробелы в данных, либо увеличение погрешности. Будет непонятно, действительно ли это измерения или это то, что мы пропустили, например, калибровки.
Практически все конференции, все наши совещания перешли в онлайн. Естественно, в этом есть и положительная часть: мы не ездим, сохраняем время, не выбрасываем углекислый газ от наших путешествий, что тоже хорошо. Но, с другой стороны, поскольку мы, ВМО, глобальная организация, то если мы организуем совещание, когда у нас часть экспертных групп находится, например, на западном побережье Соединенных штатов, а другая часть экспертного сообщества находится в Новой Зеландии, по временным рамкам для нашей научной общественности это стало достаточно тяжело. За два часа обсуждений [когда все бодрствуют] невозможно достичь таких же результатов, как при очной встрече. Особенно если работать над стратегическими документами и рабочими планами. За два часа не достигнуть такого же прогресса. То есть эффективность ограничена и растянута через большее количество дней. Да, есть свои плюсы, но есть и минусы.
АУ: Возвращаясь к теме климата. Многие жалуются, что «погода изменилась», аномальных явлений стало больше… Вы видите, действительно, что они участились? Или это укладывается в общую картину наблюдений, в некую цикличность? И если это так, то почему?
ОТ: В принципе, погодные аномалии существовали всегда. У нас есть межгодовая изменчивость. Смотреть надо на интенсивность и повторяемость. То, что мы наблюдаем сейчас, это то, что интенсивность и повторяемость различных экстремальных явлений возрастают. И все это связано с глобальным изменением климата.
Чтобы понимать происходящее, надо представлять, что такое климатическая система. Сравнить ее можно с большой кастрюлей с водой. Потому что по большей части поведение всей нашей погодной и климатической системы управляется водяным паром. Это недолго живущий газ, и он остается в атмосфере недолго. Но это именно тот газ, который управляет погодными и климатическими процессами. Чтобы поддерживать его уровень в атмосфере, нам нужны другие факторы, которые также влияют и на изменение климата. Это долго живущие парниковые газы – углекислый газ, метан и другие. Они способствуют поддержанию температуры на должном уровне и ее росту, поскольку мы увеличиваем концентрацию этих газов в атмосфере.
АУ: Ранее в нашем разговоре Вы упомянули, что в рамках симпозиума ученые рассматривают «зеленые» пути выхода из кризиса. Насколько вероятно такое развитие событий? Есть опасение, что как только закончится пандемия, закончатся ограничения, карантинные меры, человечество вернется к тому же уровню и производства, и потребления, что были раньше, а, возможно, и с удвоенной силой. Как, на взгляд научного сообщества, направить и экономические, и политические решения на «зеленый» путь?
ОТ: Роль научного сообщества состоит в том, чтобы готовить данные для принятия решений, интерпретировать эти данные, помогать тем, кто принимает решения понимать эту информацию. Я могу вам сказать, что во время пика пандемии, когда у нас был массовый карантин – и в Европе, и в Китае – эмиссии парниковых газов уменьшились в некоторых местах, в некоторых городских регионах, аж на 70 процентов! Но если мы посмотрим на глобальное влияние, некоторые публикации свидетельствуют, что сокращение эмиссии парниковых газов – мы говорим про углекислый газ – по результатам 2020 года может быть от 4 до 8 процентов. Теперь подумайте, насколько драматичны были меры! Все сидели дома, никто никуда не ездил. И несмотря на то, что меры были такие жесткие, общие эмиссии за 2020 год уменьшатся всего на 4 – 8 процентов. Потому что наши потребительские привычки никуда не делись.
Было еще замечено, что в городах в период самого интенсивного карантина значительно улучшилось качество воздуха: уменьшилось количество взвешенных частиц. Все это было совершенно замечательно. Как только разрешили двигаться, все эти [позитивные] сигналы пропали. И мы видим по своим наблюдениям, что в большинстве случаев мы вышли на те же уровни загрязнения, что были до введения мер по ограничению мобильности. Это то, что мы видим и по наземным наблюдениям, и по спутниковым. Естественно, вся эта информация – в открытом доступе, она передается тем, кто принимает решения.
АУ: Будем надеяться, что они прислушаются!
ОТ: Будем надеяться.
Источник news.un.org