В ноябре исполняется 27 лет со дня введения в обращение тенге. В отличие от прошлых лет в 2020 году событие не будет отмечаться масштабной конференцией финансистов – не позволяет карантин. Тем не менее есть повод порассуждать о финансовой системе страны.
Можно отметить, что за прошедшее время сделано многое. Выстроена крепкая финансовая инфраструктура, разработана и обновляется при необходимости нормативно-правовая база. Профессиональный уровень участников рынка достаточно высок. В то же время скорость качественных изменений не такая, как хотелось бы. Создается впечатление, что государство имеет намерения, но не имеет четкого целеполагания и стратегии действий в отношении финансового рынка и его отдельных составляющих. Это, например, видно по тому, как часто меняется статус финансового регулятора. Уполномоченный орган постоянно переименовывают, меняют степень его самостоятельности. Между тем частая смена руководства и обновление аппарата снижают уровень доверия игроков к статусу регулятора.
Непоследовательность действий привела к тому, что результаты работы финансового рынка отклонились от тех задач, которые ставились 27 лет назад. Создавая финансовую систему практически с нуля, архитекторы хотели видеть ее эффективной в плане накопления и сбережения средств домохозяйств и субъектов экономики, а также перевода накоплений в реальный сектор экономики. В первое время так оно и было. На этапе становления накопительной пенсионной системы проговаривалось, что задача сохранения и приумножения активов вкладчиков пойдет рука об руку с задачей финансирования реального сектора экономики. Наличие частных пенсионных фондов и конкуренции между ними привело к мощному подъему рынка корпоративных облигаций. На начало 2000-х этот рынок по объему бумаг занимал второе место после российского, вызывая восхищение финансистов соседних стран.
Однако в 2013 году система перекачки средств от населения в экономику внезапно нарушилась. Нацбанк, являвшийся регулятором финансового рынка, закрыл частные фонды, передав пенсионные активы в государственный ЕНПФ. Данный шаг обосновывался общей финансовой неэффективностью, низкой доходностью фондов. Хотя на самом деле оценить эффективность пенсионного инвестирования можно только на большом промежутке времени и 15 лет деятельности НПФ – не показатель. К тому же половина этого периода пришлась на финансовый кризис 2008–2009 годов.
Населению обещали, что доходность пенсионных активов под управлением Нацбанка будет выше, а комиссии за работу управляющего – ниже. Сегодня мы видим, что доходность пенсионного портфеля крайне консервативна. На начало октября 2020 года, например, реальная доходность составила 0,4% (номинальная доходность – 7,5% годовых при годовой инфляции в 7,1%). Нацбанк как управляющая компания продолжает зарабатывать комиссию за управление активами, хотя под напором общественности предпринимает некоторые шаги для ее сокращения. Так, в 2019 году снизил комиссию по инвестиционному доходу с 5,25 до 5%. И все равно в тенговом эквиваленте расходы управляющего остаются внушительными: 40,5 млрд тенге. Тогда как половину портфеля ЕНПФ составляет безрисковый долг государства и квазигосударственных компаний. Фактически государство накачивает портфель государственными долгами и берет за это внушительный гонорар.
Хуже же всего, что пенсионные деньги перестали фондировать реальный сектор, тем самым лишив последний альтернативного источника денег. По факту мы имеем слабую доходность пенсионных активов, которая отражается в низкой замещаемости пенсией заработной платы: в Казахстане этот показатель в среднем составляет 12% против 70% в развитых странах. Кроме того, у нас просевший рынок корпоративного долга. И полная неясность с дальнейшим развитием пенсионной системы.
Дайте клиенту интерес
Следовало ожидать, что снижение доли пенсионных денег в финансировании экономики открывает дорогу банковскому кредитованию. Ан нет, займы БВУ экономике в последнее время снижаются. На начало сентября 2020 года ссудный портфель занимал в совокупных активах банков 47,8% против 63,6% на аналогичную дату 2015 года. Можно бесконечно объяснять снижение кредитного предложения высокой стоимостью денег для самих БВУ, ростом активности государственных программ и сокращением числа платежеспособных заемщиков. Но, как это обычно бывает, причины имеют системный характер.
В частности, октябрьский отчет S&P указывает на следующие факторы, определяющие риски БВУ. Во-первых, сохранение агрессивных стандартов кредитования и андеррайтинга (повышенный кредитный риск). Во-вторых, слабые банковское регулирование и надзор – в связи с тем, что регулирующий орган не принимает жестких мер в отношении банков, не выполняющих его требований. В-третьих, неэффективная «расчистка» балансов БВУ и недостаточный уровень прозрачности в прошлые годы, что затягивает коррекцию экономики после кризиса 2008-го. В-четвертых, избыточное число банков, что обусловливает умеренную нестабильность сектора.
Любопытно, что, сокращая кредитование, банки остаются в прибыли, зарабатывая на платежных транзакциях, операциях с ценными бумагами и на валютной переоценке. Так, отношение чистого дохода к собственному капиталу по балансу (ROE) на начало сентября 2020 года составило 25,94%, (на начало сентября 2015-го показатель также был значительным – 15,4%).
Справедливости ради стоит отметить, что регулятор постепенно «расшивает» проблемы сектора через ужесточение регулирования и введение прогрессивных методов надзора и оценки рисков. В 2019 году провел системную оценку качества банков (AQR), которую собирается осуществлять на постоянной основе. Ложка дегтя в действиях регулятора – частое спасение отдельных институтов за счет государства, нарушающее рыночный механизм и баланс рынка. Резюмируя работу банковского сектора, по факту получаем все больший уход БВУ с позиций кредиторов на позиции инвесторов, стремящихся заработать на сравнительно безопасных инвестициях. Это значит, что банковское предложение и дальше будет заменяться государственными программами.
На фоне БВУ достаточно мощно выглядит страховой сектор. С момента своего появления казахстанские страховщики не ощущали на себе повышенного внимания, как те же банки. Страхование по своему значению ставилось ниже банковской «кровеносной системы» экономики. Как следствие, активы страховых компаний к ВВП росли медленнее и до сих пор остаются в два десятка раз меньше банковских. Хотя в развитых странах страховые организации – одни из ведущих институциональных инвесторов, позиции которых обеспечивают полисы добровольного страхования.
У нас пропорция добровольных и обязательных страховок меняется со скрипом, хотя процесс начался еще 10 лет назад. Девальвационные шоки снижают финансовые возможности бизнеса, который начинает экономить на добровольной страховой защите. В то же время возможности обязательных видов ограничены числом работающего бизнеса, а в случае со страхованием ответственности автовладельцев – количеством регистрируемых автомобилей.
Но нет худа без добра. В последние несколько лет драйвером страхового рынка является страхование жизни. Появляется все больше продуктов накопительного страхования, а с осени этого года к ним добавилось инвестиционное страхование – тот самый, давно ожидавшийся unit-linked. Причиной является интерес частных лиц к более маржинальному накоплению, поскольку депозиты не приносят ожидаемой доходности на фоне снижения покупательской способности тенге. Накопительные страховые продукты являются хорошей заявкой сектора на дальнейший рост и усиление роли на финансовом рынке. К примеру, за восемь месяцев 2020 года страховые премии компаний по страхованию жизни показали рост на 14% (в 2019 году – на 57,7%) против роста на 10% компаний по общему страхованию. Уместно вспомнить, что до рывка накопительных продуктов страховщики жаловались на слабую страховую грамотность населения. Но, как оказалось, важно предложить потребителю актуальный продукт.
Безусловно, приток денег в накопительные и инвестиционные страховые продукты не может пройти мимо брокеров и управляющих инвестиционным портфелем. Это посредники, работающие с деньгами населения, которые достаточно сильно регулируются во избежание собственных дефолтов и рисков мошенничества. Однако жесткое регулирование сейчас неоправданно. Управляющие не имеют дел с пенсионными активами, а чрезмерно защищать инвесторов от рыночных рисков – регуляторный нонсенс. Фондовый рынок (прежде всего сектор акций) априори считается рисковым. При этом на рынке существуют различающиеся по риску классы инструментов, которые важно развивать в Казахстане. И, в принципе, процесс уже идет. У населения появился интерес к паевым фондам, прежде всего с валютной доходностью. Все больше управляющих регистрируют на биржах индексные фонды, являющиеся примером пассивного управления для частных инвесторов. Идут разговоры о том, что нужно привлекать население в краткосрочные высокодоходные облигации эмитентов с приемлемым уровнем риска.
Как следствие, активы брокеров и управляющих в последнее время растут. Но оживление брокерского бизнеса не отражается на статусе фондового рынка как альтернативы привлечения капитала в реальный сектор и на расширении числа розничных инвесторов из населения. Фондовый рынок конкурирует со страховым в улучшении предложений для наиболее обеспеченных граждан. Тогда как реализация части программы «народного IPO» показала высокий интерес к ценным бумагам большой доли населения, при условии, что акции привлекательных компаний предлагаются с дисконтом. По сути, у граждан появился реальный механизм накопления, который чиновники по какой-то причине решили приостановить.
Несостоявшиеся планы
Начиная развивать финансовый сектор 27 лет назад, чиновники и финансисты ожидали получить софинансирование экономики и отладить механизм сбережений. Вышло все существенно хуже. Частные деньги заменены государственными вливаниями, а умножение средств не является сильной стороной текущей модели рынка.
Что ни говори, основной рынок казахстанских IPO находится в Лондоне. Даже МФЦА – наш флагман и «окно» в мировые финансы – остается производной площадкой после LSE. Бутылочное горлышко финансового рынка – излишнее регулирование отдельных секторов и недостаточное поддержание должного уровня конкуренции. По этой причине брокеры, управляющие активами и страховые компании – до сих пор слабо развитые институциональные инвесторы. Также можно отметить вялое саморегулирование финансового рынка. Лоббистские функции пытается выполнять Ассоциация финансистов Казахстана (АФК), которой, судя по инсайдерской информации игроков, далеко не всегда удается донести до регулятора собственное видение проблем.
Из плюсов – оживление конкуренции за розничного клиента, которое сопровождается появлением новых тенговых и валютных продуктов. Однако регуляторные излишества поощряют пассивность участников рынка. Хорошо, что быстро развиваются финансовые технологии, при этом важно найти баланс между развитием рынка и рисками недобросовестности отдельных игроков.
Автор Татьяна Батищева
Источник forbes.kz